Обзор

Дагмар Симон (Dagmar Simon) 

Отделение дерматологии, Университетская больница Инсельспиталь, Берн, Швейцария

 

В настоящее время проблема аллергических заболеваний крайне актуальна ввиду их высокой распространенности, которая продолжает нарастать в некоторых регионах, негативного влияния на физическое и психологическое состояние пациентов, снижения качества жизни, а также социально-экономических последствий. Недавно проведенные исследования позволили получить новые данные как о генетических факторах риска атопических/аллергических заболеваний, так и о факторах риска, связанных с окружающей средой. Использование новых подходов, таких как омикс-технологии («omics») позволяет достичь более полного понимания патогенеза и помогает определить терапевтические мишени. Достигнут огромный прогресс в разработке и применении новых таргетных препаратов, например, при бронхиальной астме и крапивнице. Ведется большая работа по поиску биомаркеров, которые могут помочь в классификации пациентов с целью определения их потенциальной восприимчивости к определенному лечению и для контроля тяжести заболевания. На основе современного представления о патогенезе пищевой аллергии и гиперчувствительности к лекарствам были разработаны новые стратегии диагностики, ограничения контактов с аллергенами и индукции толерантности к аллергенам. В данном обзоре приведено резюме по важным открытиям в области клинической аллергологии и иммунологии с акцентом на бронхиальную астму, аллергический ринит, атопический дерматит, пищевую аллергию, крапивницу, ангиоотек и гиперчувствительность к лекарствам.

Ключевые слова: аллергический ринит, бронхиальная астма, ангиоотек, атопический дерматит, повышенная чувствительность к лекарствам, пищевая аллергия, крапивница.

 

 

Введение

Аллергические заболевания широко распространены, они могут оказывать серьезное влияние на физическое и психологическое состояние пациента, ухудшая качество его жизни, а также в целом оказывая влияние на общество. По данным недавно проведенных эпидемиологических исследований, распространенность аллергических заболеваний все еще продолжает нарастать в некоторых странах. Также были выявлены новые факторы риска развития атопических/аллергических заболеваний. По мере более тщательного описания этих заболеваний, в частности, с применением новых омикс-технологий («omics»), стало очевидным, что такие заболевания, как бронхиальная астма (БА), аллергический ринит (АР), атопический дерматит (АД) и ангиоотек (АО) не являются однородными, а делятся на различные подгруппы. Эти открытия важны в плане разработки и применения новых таргетных подходов к терапии. Ведется большая работа по поиску биомаркеров, которые могут помочь в классификации пациентов с целью определения их потенциальной восприимчивости к определенному лечению и для контроля тяжести заболевания. В последние несколько лет были исследованы и одобрены такие новые лекарственные средства, как омализумаб для лечения БА и крапивницы, и в настоящее время они активно используются в реальной клинической практике. В данном обзоре приведено резюме по важным открытиям в области клинической аллергологии и иммунологии.

 

Новые средства для лечения бронхиальной астмы

В 1994–2014 гг. в Турции отмечалось постоянное увеличение распространенности БА, АР и АД среди детей 6–14 лет [1]. Заболеваемость БА во взрослом возрасте в популяционном когортном исследовании в Италии составила 4,6% и, что интересно, не была связана с курением в настоящий момент, хотя была выше среди тех, кто курил в прошлом по сравнению с теми, кто никогда не курил [2]. В бразильском когортном исследовании были обнаружены аллергические и неаллергические формы, которые соответствовали разным фенотипам и отличались по возрасту начала заболевания, непереносимости нестероидных противовоспалительных средств (НПВС), а также генотипам HLA I и II классов [3].

БА — хроническое воспалительное заболевание, включающее различные подгруппы с определенными клиническими фенотипами, механизмами патогенеза и ответом на лечение. При диагностике БА и подборе специфической таргетной терапии важное значение имеет определение биомаркеров и их профилей, например, цитокинов, которые принимают участие в патогенезе БА, и периостина как маркера эозинофильного воспаления [4]. Было показано, что в течение 24 ч. после ингаляции аллергена у пациентов с аллергической БА существенно увеличивается экспрессия рецептора интерлейкина (ИЛ)-33 ST2L на эозинофилах, что может служить биомаркером и считается терапевтической мишенью при БА [5]. С целью определения биомаркеров тяжести БА были изучены уровни эпителиальных цитокинов в конденсате выдыхаемого воздуха у пациентов с БА. Несмотря на то, что можно было определить тимусный стромальный лимфопоэтин (TSLP) и ИЛ-33, что подтверждает их роль в патогенезе БА, не удалось связать уровень их экспрессии с наличием или отсутствием контроля над симптомами БА [6].

Аллергические реакции со стороны дыхательной системы на клещей домашней пыли очень распространены. Современная сублингвальная иммунотерапия ознаменовала новую эру в лечении таких пациентов. Несмотря на то, что экстракты аллергенов готовят из биологического материала, стандартизированный процесс производства гарантирует высокое качество и минимальные различия между партиями [7].

Омализумаб, одобренный для лечения БА, снижает частоту обострений БА и частоту госпитализаций [8]. Новым подходом к лечению БА является блокирование ИЛ-5 или его рецепторов. Было показано, что бенрализумаб — моноклональные антитела к рецептору ИЛ-5 — существенно снижает число обострений БА и повышает показатель FEV1 (объем форсированного выдоха за 1 сек.) [9]. Последние наблюдения показали роль ИЛ-25 и его рецептора при БА, что также открывает новое направление в таргетной терапии БА [10].

 

 

Аллергический ринит

В соответствии с данными метаанализа, включавшего 67 одномоментных поперечных исследований, во всех регионах, кроме Азии, в детском возрасте отмечается преобладание мальчиков среди пациентов с АР, а в подростковом возрасте — девочек [11]. У японских студентов как сезонный, так и круглогодичный АР существенно коррелировали с наличием свистящего дыхания [12]. Проведенное поперечное исследование по изучению подходов к терапии АР, БА, ХОБЛ и риносинусита в Индии, Корее, Малайзии, Сингапуре, Тайване и Тайланде показало региональные особенности, а также различия в подходах к лечению у специалистов и врачей общей практики [13].

Эпидемиологическое исследование, проведенное в 6 городах Франции, проиллюстрировало различные паттерны сенсибилизации к бытовым и уличным аллергенам, что было связано с географическими особенностями, климатом и воздействием факторов окружающей среды [14]. Из-за изменения климата и процессов урбанизации повсеместно распространилась амброзия, которая стала одним из основных аллергенов, вызывающих АР и БА. Иммунотерапия при аллергии к пыльце амброзии была разработана около 100 лет назад, однако для повышения эффективности требуются новые технологии, например, использование рекомбинантных аллергенов [15]. Более того, использование новых медиа ресурсов и создание связей и сообществ поможет повысить настороженность и распространить информацию как для работников здравоохранения, так и для пациентов [16]. С целью стандартизации результатов конъюнктивального провокационного теста был утвержден новый протокол подсчета баллов, включающий зуд, раздражение, слезотечение и покраснение, которые подтверждаются с помощью фотодокументации [17].

Среди детей с поллинозом и сенсибилизацией к пыльце трав была выделена подгруппа с одновременной сенсибилизацией к пшенице. Что интересно, сенсибилизация к пшенице была обусловлена как перекрестной реактивностью, так и ко-сенсибилизацией к специфическим аллергенам пшеницы, и была связана с аллергией к другим основным продуктам питания [18].

В связи с тем, что назальные провокационные тесты с аллергенами пыльцы трав и клещей домашней пыли оказываются положительными у 25% пациентов с неаллергическим ринитом, настоятельно рекомендуется диагностировать локальный аллергический ринит (ЛАР) [19]. ЛАР может быть подтвержден у 25% взрослых и 3,4% детей с круглогодичными назальными симптомами аллергии, но с отрицательными кожными прик-тестами и при отсутствии специфических IgE [20, 21]. В то время как клещи домашней пыли являются наиболее частой причиной ЛАР у представителей европеоидной расы, пыльца является существенным триггером ЛАР в Китае [22]. Клиническая значимость сенсибилизации к пыльце в основном определяется главным аллергеном, а не паналлергенами, такими как профилин и полкальцин [23].

Была показана связь хронического аллергического риносинусита с аллергией к аэроаллергенам, однако, более 80% пациентов с хроническим риносинуситом также сенсибилизированы к пищевым аллергенам, без связи с наличием или отсутствием полипов [24]. При эозинофильном хроническом риносинусите (ЭХРС) воспаление распространяется на нижние дыхательные пути, о чем говорит повышение FeNO, а эндоскопическое хирургическое лечение пазух может привести к улучшению как ЭХРС, так и функции легких [25]. Важно отметить, что после химиотерапии уровень специфических IgE существенно снижается, но не исчезает, что может свидетельствовать о том, что некоторые плазматические клетки выживают и продолжают синтезировать IgE [26].

Орошение слизистой носа забуференным гипертоническим солевым раствором в качестве дополнительной терапии улучшает клинические симптомы и качество жизни у детей с сезонным АР и оказывается эффективнее, чем физиологический солевой раствор [27]. Симптомы сухости глаз, связанные с АР, уменьшаются на фоне применения интраназальных кортикостероидов, при этом внутриглазное давление не изменяется [28].

 

Атопический дерматит

На основе новых знаний о патофизиологии АД были разработаны новые таргетные противовоспалительные препараты, специфически воздействующие на компоненты Th2-иммунных реакций, например, ИЛ-13, рецептор ИЛ-4/ИЛ-13, TSLP, сигнальный путь JAK/STAT, CRTH2, IgE [29]. Кожа при АД часто поражается в области складок, поэтому пот рассматривают в качестве вероятного триггера. Действительно, кожные прик-тесты оказались положительны к аутологичному поту у 38% и слабоположительны у 34% пациентов и коррелировали с тяжестью течения, уровнем общего и специфических IgE и активностью триптазы пота [30].

С целью определения биомаркеров АД был проведен соскоб липкой лентой рогового слоя эпидермиса (минимально инвазивное исследование). CCL17 (TARC) и IL-8 существенно снизились на фоне лечения параллельно с тяжестью заболевания [31]. У части детей с АД развивается пищевая аллергия. В последнее время у пациентов с АД были определены особые микробные пейзажи при наличии пищевой аллергии и без нее [32].

У детей с АД часто используются аппликационные кожные пробы для диагностики пищевой аллергии. В недавно проведенном исследовании была показана высокая чувствительность и специфичность при использовании свежеприготовленного пюре из коровьего молока, яичного желтка, яичного белка и сои, что доказывает важность аппликационных тестов при диагностике пищевой аллергии у пациентов без специфических IgE [33].

В свежем литературном обзоре по изучению эффективности и безопасности частично гидролизованных смесей на основе сыворотки в общей популяции сделан вывод о том, что они способствуют поддержанию нормального роста у детей и могут снизить риск АД у детей, находящихся на смешанном вскармливании, по сравнению с детьми, которые получали смеси на основе коровьего молока в течение первых 4–5 месяцев жизни [34].

В другом исследовании по исследованию связи между уровнем 25-гидроксивитамина D в пуповинной крови и сыворотке новорожденных и развитием сенсибилизации к аллергенам и заболеваниям в раннем детском возрасте связи не обнаружили, таким образом, роль витамина D в развитии аллергии окончательно не установлена [35]. Недостаточно данных о роли сопутствующих заболеваний. В систематическом обзоре по оценке связи между аллергией и гиперхолестеринемией однозначных выводов сделать не удалось из-за гетерогенности исследований, а также недостаточного числа поперечных и проспективных исследований [36].

 

Совершенствование диагностики и терапии пищевой аллергии

В поперечном исследовании с опросниками было выявлено, что пищевая аллергия отмечается у 10,8% взрослых, из которых у 1,0% диагноз пищевой аллергии был подтвержден с реакцией на фрукты, коровье молоко, креветки, свинину, овощи (в порядке убывания частоты) [37].

Данные по возрастным когортам показывают, что частота пищевой аллергии у детей первого года жизни составляет 2,4%, по данным орального провокационного теста (ОПТ) [38]. С целью изучения связей между аллергией на молоко и яйцо и полиморфизмом HLA был использован биоинформационный подход, благодаря которому имитировали ферментативное разрушение пищевых аллергенов и оценивали силу их связывания с молекулами DR и/или DQ. Было выявлено три чувствительных локуса при аллергии на молоко и четыре — при аллергии на яйцо [39].

У детей основной причиной развития пищевой аллергии является коровье молоко [38]. В соответствии с международными руководствами дети с аллергией к коровьему молоку должны получать смеси на основе аминокислот или высокого гидролиза [40]. Риск развития IgE-сенсибилизации к коровьему молоку был связан с длительностью грудного вскармливания и эпизодами употребления искусственных смесей, которые ребенок получал в больнице, особенно после кесарева сечения [41].

К 2 годам у большинства детей с пищевой аллергией развивается толерантность (к коровьему молоку — у 17 из 20, к куриному яйцу — у 14 из 17) [42]. Факторами риска персистирования аллергии к коровьему молоку или пшенице являются эпизоды анафилаксии в анамнезе и высокие уровни специфических к продуктам IgE [43, 44].

С целью определения диетических рекомендаций пациентам с аллергией к яйцу кожные прик-тесты и исследования специфических IgE должны быть дополнены оральным провокационным тестом с сырым и термически обработанным яичным белком [45]. Было отмечено, что оральная иммунотерапия низкими дозами яйца эффективна и безопасна и приводит к устойчивой толерантности у детей [46, 47].

Кунжут, гречиха и орехи кешью являются редкими аллергенами, но могут вызывать тяжелые аллергические реакции, поэтому показания к оральному провокационному тесту должны быть тщательно взвешены [48–50]. При исследовании пациентов с аллергией к кунжуту в Дании в качестве основного аллергена был определен белок с молекулярной массой 14-kDa, идентифицированный как олеозин (Ses i 4 и/или Ses i 5). Также при аллергии на кунжут была показана возможность перекрестной реакции к различным орехам [48].

Показателями аллергии к креветкам являются высокие уровни IgE к rPen a 1 и rDer p 10; наличие БА, вызванной клещами домашней пыли и одновременное выявление IgE к Der p 1, 2, и 10 может помочь отличить пациентов с аллергией на креветки от пациентов, которые сенсибилизированы, но толерантны [51].

Оральный провокационный тест является золотым стандартом диагностики. Следует учитывать, что ОПТ может быть вязан с риском развития тяжелых аллергических реакций, при этом факторами риска являются наличие анафилактических реакций в анамнезе и более старший возраст [52].

Так как уровни сывороточного IgE к Ara h 2 имеют как высокое позитивное, так и высокое негативное прогностическое значение, количество проводимых ОПТ для выявления аллергии на арахис может быть снижено [53]. У пациентов из Китая с аллергией к арахису в качестве основного аллергена был выявлен Ara h 9, неспецифический липид-трансферный белок [54]. Имеются данные об успешном лечении методом оральной иммунотерапии у детей с аллергией к арахису с анафилактическими реакциями, причем у всех детей через 8 месяцев была достигнута десенсибилизация, а у 15 из 22 пациентов стойкая нечувствительность к арахису сохранялась и через 2 года [55].

При острых реакциях на фоне энтероколита, вызванного протеинами пищевых продуктов, отмечалось повышение CD69 на эозинофилах, хотя общее число эозинофилов в периферической крови не было повышено, что может говорить о роли CD69 как маркера системных реакций при пищевой аллергии [56]. В случае если у пациента, проходящего курс оральной или сублингвальной иммунотерапии, развиваются гастроинтестинальные симптомы, их нужно осмотреть эндоскопически с целью выявления эозинофильных гастроинтестинальных заболеваний[57].

 

Крапивница

Для лечения хронической спонтанной крапивницы (ХСК), рефрактерной к антигистаминным препаратам даже в 4-кратной дозировке, рекомендован омализумаб, моноклональные антитела к IgE [58]. Применение омализумаба в реальной клинической практике показало, что полный ответ отмечается у 85 и 60% пациентов при стартовой дозировке 300 и 150 мг соответственно, а также отмечен благоприятный профиль безопасности [59]. У ответивших на лечение пациентов на фоне терапии омализумабом отмечалось снижение уровня D-димера в плазме крови, который повышен у 59% пациентов с ХСК [60].

Пациенты с ХСК, особенно с низким уровнем D-димера в плазме, могут показать хороший результат на введение аутологичной цельной крови в качестве дополнительной терапии к антигистаминным препаратам [61]. Пациенты с низким уровнем диамин оксидазы — фермента, который расщепляет и инактивирует гистамин — могут получить некоторый положительный эффект при заместительной терапии диамин оксидазой [62].

Несмотря на то, что при хронической крапивнице отмечается усиление коагуляции, данные относительно роли тромбоцитов в патогенезе хронической крапивницы ограничены и противоречивы [63]. Так как у пациентов с ХСК уровни NOx и нитратов в крови существенно выше, чем у здоровых, и они коррелируют с активностью заболевания, считается, что нитрозативный стресс играет роль в патогенезе [64].

В недавно проведенном исследовании была отмечена частая связь ХСК и воспалительных заболеваний верхних отделов ЖКТ, в сочетании с инфекцией Helicobacter pylori или без нее, а также было отмечено улучшение крапивницы на фоне успешного лечения нарушений ЖКТ [65]. В Индии инфекция H. pylori, которая в основном протекает бессимптомно, также часто отмечается у пациентов с ХСК, однако последствия для течения заболевания и его тяжести неясны [66]. У 10% детей с ХСК были обнаружены паразиты, и половина из них ответили на антипаразитарную терапию [67].

Чтобы определить генетическую предрасположенность к крапивнице/ангиоотеку, вызванному НПВС, был исследован однонуклеотидный полиморфизм в TSLP, IL7R и TSLPR, но это, как оказалось, не было связано с заболеванием [68]. На основании наблюдения, что ХСК может быть связана с одновременным дефицитом IgA, больным с ХСК рекомендован скрининг на дефицит IgA и связанные с ним заболевания [69]. У детей с ХСК были выявлены повышенные значения CD63 после теста активации базофилов, что коррелировало с тяжестью заболевания и позволяет отличить ХСК от физической крапивницы [70]. Острая крапивница чаще отмечается у пациентов с БА (23%), и в основном связана с сезонными обострениями астмы, тогда как у здоровых лиц крапивница возникает в 2%; у пациентов с ХСК бронхиальная астма встречается не чаще, чем в популяции [71].

 

Алгоритм диагностики ангиоотека «АВС»

В течение долгого времени АО классифицировали на наследственный и приобретенный. Недавно проведенные исследования позволили доказать, что существуют различные фенотипы, что позволяет выделить подгруппы, установить диагностические алгоритмы и подобрать наиболее эффективную терапию [72]. При классификации пациентов с рецидивирующим АО без крапивницы выделяют определенные подгруппы на основе клинических данных и дополнительного обследования [73].

С целью диагностики и корректного лечения наследственного ангиоотека (НАО), позволяющего избежать летального исхода, был разработан алгоритм «АВС»: А = angioedema (ангиоотек), В = bradykinin (брадикинин), С = C1 inhibitor (С1-ингибитор), D = distress factors (дистресс-факторы), Е = epinephrine unresponsive (отсутствие ответа на эпинефрин), F = family history (семейный анамнез), G = glottis/gastrointestinal edema (глоттит / гастроинтестинальный отек) [74].

До сих пор часто сложно определить этиологический фактор АО, хотя иногда в экстренных ситуациях это может быть крайне необходимо. При сравнении биомаркеров не было выявлено различий по комплементу C1 и C4, но были определены пиковые значения D-димера во время приступов и более высокие уровни VE-кадгерина у пациентов с брадикинин- или гистамин-опосредованным АО по сравнению с пациентами с болью в животе, вызванной другими причинами [75].

У пациентов с АО, связанным с дефицитом C1-ингибитора, отмечается ускоренное АЧТВ (активированное частичное тромбопластиновое время), в отличие от пациентов с другими формами АО, не связанными с дефицитом C1-ингибитора [76].

Так как уровни эндокана и молекул адгезии сосудистого эндотелия в крови при НАО повышены даже во внеприступном периоде, они считаются маркерами активации эндотелия и могут служить диагностическими маркерами [77].

Ввиду большой гетерогенности клинических проявлений наследственного АО, связанного с дефицитом C1-ингибитора, был исследован функциональный полиморфизм гена KLKB1, кодирующего плазменный калликреин, а также полиморфизм F12-46C/T, и было показано, что носители G-аллеля KLKB1-428G/A имели значительно более позднее начало заболевания (на 4 года), тогда как носители и KLKB1-428G/A, и F12-46C/T имели отсроченное начало заболевания на 8,8 лет, и вероятность потребности в длительном профилактическом лечении у них была на 64% ниже [78]. Кроме того, были выявлены этнические различия, которые показали меньшую распространенность НАО и вовлечение ЖКТ в Азии по сравнению с западными странами [79]. Введение C1-ингибитора оказалось эффективным при лечении и предотвращении приступов НАО. У детей с НАО была доказана эффективность и безопасность препарата Синрайз (Cinryze) — С1-ингибитора, полученного из плазмы доноров при нанофильтрации [80].

 

Лекарственная гиперчувствительность: патогенез, диагностика и лечение

Огромный прогресс достигнут в понимании лекарственной гиперчувствительности. Было выявлено три определенных пути, по которым протекает стимуляция иммунных или воспалительных клеток: 1) аллергическая/иммунная реакция; 2) фармакологическое взаимодействие с иммунными рецепторами; 3) псевдоаллергические реакции [81].

Множественная лекарственная гиперчувствительность характеризуется длительными реакциями гиперчувствительности к различным лекарственным средствам как следствие массивной стимуляции Т-клеток, что при первом контакте проявляется экзантемой или лекарственной сыпью с эозинофилией и системными реакциями, тогда как при повторном контакте может возникнуть эритродермия, синдром Стивенса-Джонсона (токсический эпидермальный некролиз), гепатит и агранулоцитоз [82].

У пациентов с подозрением на аллергию на амоксициллин рекомендуется проводить кожные пробы с антигенными детерминантами амоксициллина и амоксициллина клавуланата, а также с большими и малыми антигенными детерминантами пенициллина, чтобы избежать ложноотрицательных результатов и снизить потребность в проведении оральных провокационных тестов [83].

У детей с инфекцией ЭБВ сыпь развивалась в 18,6% случаев, из которых половина получали антибиотики. Реакцию гиперчувствительности к аминопенициллину можно подтвердить в 30% случаев с помощью провокационных тестов и в 50% случаев при повторном применении [84].

У детей, у которых в медицинской документации имелась отметка об аллергии на пенициллин, отмечались более высокие показатели коморбидности, а также более долгие сроки госпитализации, однако, непонятно, причина это или следствие [85].

Несмотря на высокую частоту предполагаемой гиперчувствительности к не-бета-лактамным антибиотикам, частота подтвержденной гиперчувствительности низка, поэтому следует собрать тщательный анамнез у пациентов с гиперчувствительностью к не-бета-лактамным антибиотикам; более того, у пациентов, у которых нет противопоказаний, должны быть проведены провокационные тесты [86].

НПВС — вторая по частоте лекарственная группа, являющаяся причиной реакцией гиперчувствительности у детей, и в основном такие реакции возникают у детей с БА с частотой 1% [87]. Часто отмечаются реакции на НПВС, и, в частности, на ацетилсалициловую кислоту, однако подтверждаются они только у 21% пациентов. Клинически проявляется крапивницей/ангиоотеком или анафилаксией [88]. В случае гиперчувствительности к НПВС у пациентов, нуждающихся в антиагрегантной терапии при острых сердечно-сосудистых заболеваниях, может потребоваться немедленная диагностика и десенсибилизация. Недавно опубликованный алгоритм представляет практические рекомендации для безопасного использования ацетилсалициловой кислоты у пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями с гиперчувствительностью к НПВС с вовлечением кожи и/или респираторного тракта [89].

Пиразолоны являются самой частой причиной изолированной гиперчувствительности к НПВС и проявляются в виде немедленно возникающих реакций с крапивницей/АО и анафилаксией (60%) или в виде отсроченных реакций гиперчувствительности, например, пятнисто-папулезной экзантемы. Рекомендована комбинация диагностических мер, в том числе кожные тесты, тест активации базофилов и лекарственная провокация для подтверждения или исключения гиперчувствительности к метамизолу [90]. В соответствии с этим заключением ацетаминофен, наиболее часто используемый антипиретик у детей, должен рассматриваться в качестве возможной причины как немедленных, в основном IgE-опосредованных, так и отсроченных реакций [91].

Миорелаксант рокуроний может вызывать IgE-опосредованную анафилаксию, а также реакции гиперчувствительности, не связанные с IgE, которые можно купировать с помощью сугаммадекса, что предполагает не-IgE-опосредованную дегрануляцию тучных клеток, вызванную MRG-PRX2 [92].

В случае редких реакций немедленного типа на гепарин, которые можно определить с помощью прик-тестов, рекомендуется проводить терапию нефракционированными гепаринами или фондапаринуксом [93].

При использовании в качестве метода диагностики гиперчувствительности к антиконвульсантам, тест трансформации лимфоцитов имеет высокую специфичность, но низкую чувствительность и дает наиболее точные результаты для диагностики гиперчувствительности к карбамазепину и фенитоину [94].

Ретроспективный анализ реакций гиперчувствительности к ингибиторам протонной помпы показал, что самым частым препаратом в этой группе был лансопразол, затем следовали пантопразол, эзомепразол, рабепразол и омепразол, причем наиболее частой реакцией была анафилаксия [95]. Так как между ингибиторами протонной помпы могут быть перекрестные реакции в диагностический поиск должны быть включены и другие препараты [95].

Для быстрой десенсибилизации у пациентов с гиперчувствительностью к биологическим препаратам, например, ритуксимабу, инфликсимабу, цетуксимабу и трастузумабу был разработан подробный протокол, который оказался безопасным и эффективным [96].

 

Диагностика и лечение анафилаксии

Основными причинами развития анафилаксии являются пищевые продукты, лекарственные средства, в основном НПВС, и укусы насекомых, при этом в 15% случаев причину выявить не удается. Пищевая провокация чаще отмечается у детей, а лекарственная — у взрослых. В зависимости от возраста клинические проявления могут быть различными: у детей раннего возраста чаще отмечались гастроинтестинальные симптомы, у школьников и взрослых — респираторные симптомы, у взрослых — симптомы со стороны сердечно-сосудистой системы [97].

При проведении поперечного исследования реакция на жало насекомого отмечалась у 13% в общей популяции, и у половины из них отмечались системные реакции. Интересно, что реакция на ужаление возникла только у 31% людей, имевших сенсибилизацию к яду и только у 38% людей, у которых развилась реакция, были выявлены IgE к яду. Интересно, что у людей с повышенным уровнем сывороточной триптазы не было выявлено повышения частоты реакций на ужаление [98].

Ретроспективный анализ применения эпинефрина при анафилаксии показал низкую частоту побочных реакций, они были легкими и краткосрочными, что не оправдывает ограничения использования адреналина при анафилаксии [99]. Более того, основными проблемами при использовании эпинефрина были использование недостаточной дозы, несоответствующее в/в болюсное введение и передозировка, что указывает на необходимость проведения тренингов среди медицинских работников и обучения пациентов [100].

 

Перспективы

За последние годы был достигнут существенный прогресс в понимании патогенеза аллергических заболеваний, а также были открыты новые терапевтические подходы. С разработкой новых методов лечения, некоторые из которых уже одобрены, наступает новая эра в лечении этих заболеваний, в связи с чем, возможно, можно будет ожидать изменения течения заболеваний. Но по-прежнему остается большое количество нерешенных вопросов, например, понимание роли различных генов и их взаимодействия с окружающей средой, контроль тяжести заболевания, ответа на лечение, а также профилактика аллергических заболеваний.

 

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

 

Перевод: Озерская И. В.

 

Литература

1. Doğruel D., Bingöl G., Altıntaş D. U., Seydaoğlu G., Erkan A., Yılmaz M. The Trend of Change of Allergic Diseases over the Years: Three Repeated Surveys from 1994 to 2014. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 173(3): 178–82.
2. Verlato G., Nguyen G., Marchetti P., Accordini S., Marcon A., Marconcini R. et al. Smoking and New-Onset Asthma in a Prospective Study on Italian Adults. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(3): 149–57.
3. Takejima P., Agondi R. C., Rodrigues H., Aun M. V., Kalil J., Giavina-Bianchi P. Allergic and Nonallergic Asthma Have Distinct Phenotyp-ic and Genotypic Features. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(3): 150–60.
4. Karaulov A. V., Garib V., Garib F., Valenta R. Protein Biomarkers in Asthma. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(4): 189–208.
5. Mitchell P. D., Salter B. M., Oliveria J. P., El-Gammal A., Tworek D., Smith S. G. et al. IL-33 and Its Receptor ST2 after Inhaled Allergen Challenge in Allergic Asthmatics. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(2): 133–42.
6. Glück J., Rymarczyk B., Kasprzak M., Rogala B. Increased Levels of Interleukin-33 and Thymic Stromal Lymphopoietin in Exhaled Breath Condensate in Chronic Bronchial Asthma. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(1): 51–6.
7. Henmar H., Frisenette S. M., Grosch K., Nielsen K., Smith G., Sønderkær S. et al. Fractionation of Source Materials Leads to a High Reproducibility of the SQ House Dust Mite SLIT-Tablets. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(1): 23–32.
8. Yorgancıoğlu A., Öner Erkekol F., Mungan D., Erdinç M., Gemicioğlu B., Özşeker Z. F. et al. Long-Term Omalizumab Treatment: A Multicenter, Real-Life, 5-Year Trial. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(3–4): 225–33.
9. Park H. S., Kim M. K., Imai N., Nakanishi T., Adachi M., Ohta K. et al. A Phase 2a study of benralizumab for patients with eosinophilic asthma in South Korea and Japan. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(3): 135–45.
10. Tang W., Smith S. G., Salter B., Oliveria J. P., Mitchell P., Nusca G. M. et al. Allergen-Induced Increases in Interleukin-25 and Interleukin-25 Receptor Expression in Mature Eosinophils from Atopic Asthmatics. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(4): 234–42.
11. Pinart M., Keller T., Reich A., Fröhlich M., Cabieses B., Hohmann C. et al. Sex-Related Allergic Rhinitis Prevalence Switch from Childhood to Adulthood: A Systematic Review and Meta-Analysis. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(4): 224–35.
12. Matsumoto M., Konno S., Kimura H., Takei N., Kimura H., Shimizu K. et al. Associations of Current Wheeze and Body Mass Index with Perennial and Seasonal Allergic Rhinitis in Young Adults. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(2): 143–9.
13. Wang Y., Cho S. H., Lin H. C., Ghoshal A. G., Bin Abdul Muttalif A. R., Thanaviratananich S. et al. Practice Patterns for Chronic Respiratory Diseases in the Asia-Pacific Region: A CrossSectional Observational Study. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 177(1): 69–79.
14. Charpin D., Ramadour M., Lavaud F., Raherison C., Caillaud D., de Blay F. et al. Climate and Allergic Sensitization to Airborne Allergens in the General Population: Data from the French Six Cities Study. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(4): 236–41.
15. Chen K. W., Marusciac L., Tamas P. T., Valenta R., Panaitescu C. Ragweed Pollen Allergy: Burden, Characteristics, and Management of an Imported Allergen Source in Europe. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(3–4): 163–80.
16. Bousquet J., Agache I., Berger U., Bergmann K. C., Besancenot J. P., Bousquet P. J. et al. Differences in Reporting the Ragweed Pollen Season Using Google Trends across 15 Countries. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(3–4): 181–8.
17. Pfaar O., Claßen D. P., Astvatsatourov A., Klimek L., Mösges R. Reliability of a New Symptom Score in a Titrated Quantitative Conjunctival Provocation Test Supported by an Objective Photodocumentation. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(3–4): 215–24.
18. Nilsson N., Nilsson C., Ekoff H., Wieser-Pahr S., Borres M. P., Valenta R. et al. Grass-Allergic Children Frequently Show Asymptomatic Low-Level IgE Co-Sensitization and CrossReactivity to Wheat. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 177(2): 135–44.
19. Duman H., Bostanci I., Ozmen S., Dogru M. The Relevance of Nasal Provocation Testing in Children with Nonallergic Rhinitis. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(2): 115–21.
20. Krajewska-Wojtys A., Jarzab J., Zawadzińska K., Pyrkosz K., Bozek A. Local Allergic Rhinitis in Adult Patients with Chronic Nasal Symptoms. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 173(3): 165–70.
21. Ha E. K., Na M. S., Lee S., Baek H., Lee S. J., Sheen Y. H. et al. Prevalence and clinical characteristics of local allergic rhinitis in children sensitized to house dust mites. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 174(3–4): 183–9.
22. Tao X. Y., Ng C. L., Chen D., Lin Z. B., Wu S. L., Liang M. J. et al. Clinical Characteristics and Allergen Sensitization Patterns of Patients with Local Allergic Rhinitis in Southern China. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(1–2):107–13.
23. San Nicoló M., Braun T., Eder K., Berghaus A., Gröger M. Clinical Relevance of IgE to Profilin and/or Polcalcin in Pollen-Sensitized Patients. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(2): 101–7.
24. Al-Qudah M. Food Sensitization in Medically Resistant Chronic Rhinosinusitis with or without Nasal Polyposis. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(1): 40–4.
25. Kambara R., Minami T., Akazawa H., Tsuji F., Sasaki T., Inohara H. et al. Lower Airway Inflammation in Eosinophilic Chronic Rhinosinusitis as Determined by Exhaled Nitric Oxide. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 173(4): 225–32.
26. Whiteside S., Markova M., Chin A., Lam C., Dharmani-Khan P., Modi M. et al. Influence of Chemotherapy on Allergen-Specific IgE. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 177(2): 145– 52.
27. Malizia V., Fasola S., Ferrante G., Cilluffo G., Montalbano L., Landi M. et al. Efficacy of Buffered Hypertonic Saline Nasal Irrigation for Nasal Symptoms in Children with Seasonal Allergic Rhinitis: A Randomized Controlled Trial. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 174(2): 97–103.
28. Yenigun A., Elbay A., Dogan R., Ozturan O., Ozdemir M. H. A Pilot Study Investigating the Impact of Topical Nasal Steroid Spray in Allergic Rhinitis Patients with Dry Eye. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(2): 157–62.
29. Moreno A. S., McPhee R., Arruda L. K., Howell M. D. Targeting the T Helper 2 Inflammatory Axis in Atopic Dermatitis. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(2): 71–80.
30. Ilves T., Virolainen A., Harvima I. T. Immediate Wheal Reactivity to Autologous Sweat in Atopic Dermatitis Is Associated with Clinical Severity, Serum Total and Specific IgE and Sweat Tryptase Activity. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(2): 84–91.
31. Koppes S. A., Brans R., Ljubojevic Hadzavdic S., Frings-Dresen M. H., Rustemeyer T., Kezic S. Stratum Corneum Tape Stripping: Monitoring of Inflammatory Mediators in Atopic Dermatitis Patients Using Topical Therapy. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(3): 187–93.
32. Fieten K. B., Totté J. E., Levin E., Reyman M., Meijer Y., Knulst A. et al. Fecal Microbiome and Food Allergy in Pediatric Atopic Dermatitis: A Cross-Sectional Pilot Study. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(1–2): 77–84.
33. Mansouri M., Rafiee E., Darougar S., Mesdaghi M., Chavoshzadeh Z. Is the Atopy Patch Test Reliable in the Evaluation of Food Allergy-related Atopic Dermatitis? Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(1–2):85–90.
34. Sauser J., Nutten S., de Groot N., Pecquet S., Simon D., Simon H. U. et al. Partially Hydrolyzed Whey Infant Formula: Literature Review on Effects on Growth and the Risk of Developing Atopic Dermatitis in Infants from the General Population. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 177(2): 123–34.
35. Savilahti E. M., Mäkitie O., Kukkonen A. K., Andersson S., Viljakainen H., Savilahti E. et al. Serum 25-Hydroxyvitamin D in Early Childhood Is Nonlinearly Associated with Allergy. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(3): 141–8.
36. Manti S., Cuppari C., Marseglia L., D’Angelo G., Arrigo T., Gitto E. et al. Association between Allergies and Hypercholesterolemia: A Systematic Review. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 174(2): 67–76.
37. Silva L. A., Silva A. F., Ribeiro Â. C., Silva A. O., Vieira F. A., Segundo G. R. Adult food allergy prevalence: reducing questionnaire bias. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(3–4): 261–4.
38. Doğruel D., Bingöl G., Altıntaş D. U., Yılmaz M., Güneşer Kendirli S. Clinical Features of Food Allergy during the 1st Year of Life: The ADAPAR Birth Cohort Study. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(3): 171–80.
39. Dimitrov I., Doytchinova I. Associations between Milk and Egg Allergens and the HLADRB1/DQ Polymorphism: A Bioinformatics Approach. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(1): 33–9.
40. Luyt D., Krishnan M. T., Huber P., Clark A. Practice of the Treatment of Milk Allergy in the UK: A National Audit. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(1): 62–8.
41. Gil F., Amezqueta A., Martinez D., Aznal E., Etayo V., Durá T. et al. Association between Caesarean Delivery and Isolated Doses of Formula Feeding in Cow Milk Allergy. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 173(3): 147–52.
42. Doğruel D., Bingöl G., Yılmaz M., Altıntaş D. U. The ADAPAR Birth Cohort Study: Food Allergy Results at Five Years and New Insights. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(1): 57–61.
43. Koike Y., Sato S., Yanagida N., Asaumi T., Ogura K., Ohtani K. et al. Predictors of Persistent Milk Allergy in Children: A Retrospective Cohort Study. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(3): 177–80.
44. Koike Y., Yanagida N., Sato S., Asaumi T., Ogura K., Ohtani K. et al. Predictors of Persistent Wheat Allergy in Children: A Retrospective Cohort Study. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(3–4): 249–54.
45. Kido J., Nishi N., Matsumoto T. The Oral Provocation Test for Raw Egg in Patients with Hen Egg Allergy. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 177(1): 40–4.
46. Yanagida N., Sato S., Asaumi T., Nagakura K., Ogura K., Ebisawa M. Safety and Efficacy of Low-Dose Oral Immunotherapy for Hen’s Egg Allergy in Children. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(3–4): 265–8.
47. Maeta A., Matsushima M., Muraki N., Asano M., Takaoka Y., Kameda M. et al. Low-Dose Oral Immunotherapy Using Low-Egg-Allergen Cookies for Severe Egg-Allergic Children Reduces Allergy Severity and Affects Allergen-Specific Antibodies in Serum. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(1–2):70–6.
48. Teodorowicz M., Terlouw R. J., Jansen A., Savelkoul H. F., Ruinemans-Koerts J. Immunological Characterization of Dutch Sesame Seed Allergic Patients. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(1): 13–22.
49. Yanagida N., Sato S., Takahashi K., Nagakura K. I., Ogura K., Asaumi T. et al. Reactions of Buckwheat-Hypersensitive Patients during Oral Food Challenge Are Rare, but Often Anaphylactic. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(2): 116–22.
50. Inoue T., Ogura K., Takahashi K., Nishino M., Asaumi T., Yanagida N. et al. Risk Factors and Clinical Features in Cashew Nut Oral Food Challenges. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(1–2): 99–106.
51. Farioli L., Losappio L. M., Giuffrida M. G., Pravettoni V., Micarelli G., Nichelatti M. et al. MiteInduced Asthma and IgE Levels to Shrimp, Mite, Tropomyosin, Arginine Kinase, and Der p 10 Are the Most Relevant Risk Factors for Challenge-Proven Shrimp Allergy. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 174(3–4):133–43.
52. Yanagida N., Sato S., Asaumi T., Ogura K., Ebisawa M. Risk Factors for Severe Reactions during Double-Blind Placebo-Controlled Food Challenges. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(3): 173–82.
53. Martinet J., Couderc L., Renosi F., Bobée V., Marguet C., Boyer O. Diagnostic Value of Antigen-Specific Immunoglobulin E Immunoassays against Ara h 2 and Ara h 8 Peanut Components in Child Food Allergy. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(4): 216–22.
54. Ma S., Nie L., Li H., Wang R., Yin J. Component Resolved Diagnosis of Peanut Allergy and Its Possible Origins of Sensitization in China. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(4): 241–8.
55. Nagakura K. I., Sato S., Yanagida N., Nishino M., Asaumi T., Ogura K. et al. Oral Immunotherapy in Japanese Children with Anaphylactic Peanut Allergy. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(3): 181–8.
56. Wada T., Matsuda Y., Toma T., Koizumi E., Okamoto H., Yachie A. Increased CD69 Expression on Peripheral Eosinophils from Patients with Food Protein-Induced Enterocolitis Syndrome. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(3): 201–5.
57. Babaie D., Mesdaghi M., Nishino M., Mansouri M., Ebisawa M. Oral and Sublingual Immunotherapy: Potential Causes for Eosinophilic Gastrointestinal Disorders? Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(2): 89–98.
58. Zuberbier T., Aberer W., Asero R., Abdul Latiff A. H., Baker D., Ballmer-Weber B. et al. The EAACI/GA2LEN/EDF/WAO guideline for the definition, classification, diagnosis and management of urticaria. Allergy. 2018; 73: 1393–414.
59. Ensina L. F., Valle S. O., Juliani A. P., Galeane M., Vieira dos Santos R., Arruda L. K. et al. Omalizumab in Chronic Spontaneous Urticaria: A Brazilian Real-Life Experience. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(2): 121–4.
60. Asero R., Marzano A. V., Ferrucci S., Cugno M. D-Dimer Plasma Levels Parallel the Clinical Response to Omalizumab in Patients with Severe Chronic Spontaneous Urticaria. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(1): 40–4.
61. Kitsioulis N. A., Xepapadaki P., Roussaki Schulze A. V., Papadopoulos N., Zafiriou E. Effectiveness of Autologous Whole-Blood Injections in Patients with Refractory Chronic Spontaneous Urticaria. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(3): 161–6.
62. Yacoub M. R., Ramirez G. A., Berti A., Mercurio G., Breda D., Saporiti N. et al. Diamine Oxidase Supplementation in Chronic Spontaneous Urticaria: A Randomized, Double-Blind Placebo-Controlled Study. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(3–4): 268–71.
63. Vena G. A., Cassano N., Marzano A. V., Asero R. The Role of Platelets in Chronic Urticaria. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(2): 71–9.
64. Dilek F., Ozceker D., Ozkaya E., Guler E. M., Yazici M., Tamay Z. et al. Elevated Nitrosative Stress in Children with Chronic Spontaneous Urticaria. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(1): 33–9.
65. Zheleznov S., Urzhumtseva G., Petrova N., Sarsaniia Z., Didkovskii N., Dörr T. et al. Gastritis Can Cause and Trigger Chronic Spontaneous Urticaria Independent of the Presence of Helicobacter pylori. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(4): 246–51.
66. Kohli S., Mahajan V. K., Rana B. S., Mehta K. S., Raina R. K., Chauhan P. S. et al. Clinicoepidemiologic Features of Chronic Urticaria in Patients with versus without Subclinical Helicobacter pylori Infection: A Cross-Sectional Study of 150 Patients. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(1–2): 114–20.
67. Arik Yilmaz E., Karaatmaca B., Sackesen C., Sahiner U. M., Cavkaytar O., Sekerel B. E. et al. Parasitic Infections in Children with Chronic Spontaneous Urticaria. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(2): 130–5.
68. Plaza-Serón M. C., Blanca-López N., Pérez-Sánchez N., Doña I., Acosta-Herrera M., PinoYanes M. et al. Genetic Variants of Thymic Stromal Lymphopoietin in Nonsteroidal Anti-Inflammatory Drug-Induced Urticaria/ Angioedema. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(4): 249–55.
69. Frossi B., De Carli S., Bossi F., Pucillo C., De Carli M. Co-Occurrence of Chronic Spontaneous Urticaria with Immunoglobulin A Deficiency and Autoimmune Diseases. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(2): 130–4.
70. Netchiporouk E., Moreau L., Rahme E., Maurer M., Lejtenyi D., Ben-Shoshan M. Positive CD63 Basophil Activation Tests Are Common in Children with Chronic Spontaneous Urticaria and Linked to High Disease Activity. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(2): 81–8.
71. Vadasz Z., Kessel A., Hershko A. Y., Maurer M., Toubi E. Seasonal Exacerbation of Asthma Is Frequently Associated with Recurrent Episodes of Acute Urticaria. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(4): 263–6.
72. Bova M., De Feo G., Parente R., De Pasquale T., Gravante C., Pucci S. et al. Hereditary and Acquired Angioedema: Heterogeneity of Pathogenesis and Clinical Phenotypes. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(3): 126–35.
73. Triggianese P., Guarino M. D., Pellicano C., Borzi M., Greco E., Modica S. et al. Recurrent Angioedema: Occurrence, Features, and Concomitant Diseases in an Italian Single Center Study. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(1): 55–63.
74. Grumach A. S., Ferraroni N., Olivares M. M., López-Serrano M. C., Bygum A. An ABC of the Warning Signs of Hereditary Angioedema. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 174(1): 1–6.
75. Deroux A., Dumestre-Perard C., KhalilMgharbel A., Maignan M., Boccon-Gibod I., Fevre M. C. et al. BIOBRAD Study: The Search for Biomarkers of Bradykinin-Mediated Angio-Oedema Attacks. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(2): 108–14.
76. Bork K., Witzke G. Shortened Activated Partial Thromboplastin Time May Help in Diagnosing Hereditary and Acquired Angioedema. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(2): 101–7.
77. Demirturk M., Akpinar T. S., Kose M., Gelincik A., Colakoğlu B., Buyukozturk S. Endocan: A Novel Marker of Endothelial Dysfunction in C1-Inhibitor-Deficient Hereditary Angioedema. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 174(2): 104–7.
78. Gianni P., Loules G., Zamanakou M., Kompoti M., Csuka D., Psarros F. et al. Genetic determinants of C1 inhibitor deficiency angioedema age of onset. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 174(3–4): 200–4.
79. Jung J. W., Suh D. I., Park H. J., Kim S., Kwon H. S., Yang M. S. et al. Clinical Features of Hereditary Angioedema in Korean Patients: A Nationwide Multicenter Study. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(3–4): 272–9.
80. Aygören-Pürsün E., Soteres D., Moldovan D., Christensen J., Van Leerberghe A., Hao J. et al. Preventing Hereditary Angioedema Attacks in Children Using Cinryze®: Interim Efficacy and Safety Phase 3 Findings. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 173(2): 114–9.
81. Pichler W. J., Hausmann O. Classification of Drug Hypersensitivity into Allergic, p-i, and Pseudo-Allergic Forms. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(3–4): 166–79.
82. Pichler W. J., Srinoulprasert Y., Yun J., Hausmann O. Multiple Drug Hypersensitivity. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 172(3): 129–38.
83. Confino-Cohen R., Rosman Y., Lachover I., Meir Shafrir K., Goldberg A. The Importance of Amoxicillin and Amoxicillin-Clavulanate Determinants in the Diagnosis of Immediate Allergic Reactions to β-Lactams. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(1): 62–6.
84. Dibek Misirlioglu E., Guvenir H., Ozkaya Parlakay A., Toyran M., Tezer H., Catak A. I. et al. Incidence of Antibiotic-Related Rash in Children with Epstein-Barr Virus Infection and Evaluation of the Frequency of Confirmed Antibiotic Hypersensitivity. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(1): 33–8.
85. Sousa-Pinto B., Araújo L., Freitas A., Delgado L. Hospitalizations in Children with a Penicillin Allergy Label: An Assessment of Healthcare Impact. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(3–4): 234–8.
86. Guvenir H., Dibek Misirlioglu E., Capanoglu M., Vezir E., Toyran M., Kocabas C. N. Proven Non-β-Lactam Antibiotic Allergy in Children. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(1): 45–50.
87. Guvenir H., Dibek Misirlioglu E., Capanoglu M., Buyuktiryaki B., Onay Z. R., Ginis T. et al. The Frequency of Nonsteroidal Anti-Inflammatory Drug Hypersensitivity in Children with Asthma. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(1): 26–32.
88. Rebelo Gomes E., Geraldes L., Gaspar Â., Malheiro D., Cadinha S., Abreu C. et al.; Portuguese Society of Allergology and Clinical Immunology (SPAIC) Drug Allergy Interest Group. Hypersensitivity Reactions to Nonsteroidal Anti-Inflammatory Drugs among Adults: Clinical Features and Risk Factors for Diagnosis Confirmation. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(3–4): 269–75.
89. Al-Ahmad M., Rodriguez-Bouza T., Nurkic M. Establishing a Safe Administration of ASA in Cardiovascular Patients with Nonsteroidal Anti-Inflammatory Drug Hypersensitivity with Skin and/or Respiratory Involvement. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(4): 237–45.
90. Blanca-López N., Pérez-Sánchez N., Agúndez J. A., García-Martin E., Torres M. J., Cornejo García J. A. et al. Allergic Reactions to Metamizole: Immediate and Delayed Responses. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(4): 223–30.
91. Gabrielli S., Langlois A., Ben-Shoshan M.. Prevalence of Hypersensitivity Reactions in Children Associated with Acetaminophen: A Systematic Review and Meta-Analysis. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 176(2): 106–14.
92. Spoerl D., D’Incau S., Roux-Lombard P., Harr T., Czarnetzki C. Non-IgE-Dependent Hypersensitivity to Rocuronium Reversed by Sugammadex: Report of Three Cases and Hypothesis on the Underlying Mechanism. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 169(4): 256–62.
93. Cesana P., Scherer K., Bircher A. J. Immediate Type Hypersensitivity to Heparins: Two Case Reports and a Review of the Literature. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(3–4): 285–9.
94. Karami Z., Mesdaghi M., Karimzadeh P., Mansouri M., Taghdiri M. M., Kayhanidoost Z. et al. Evaluation of Lymphocyte Transformation Test Results in Patients with Delayed Hypersensitivity Reactions following the Use of Anticonvulsant Drugs. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(3): 158–62.
95. Kepil Özdemir S., Öner Erkekol F., Ünal D., Büyüköztürk S., Gelincik A., Dursun A. B. et al. Management of Hypersensitivity Reactions to Proton Pump Inhibitors: A Retrospective Experience. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(1): 54–60.
96. Bavbek S., Kendirlinan R., Çerçi P., Altıner S., Soyyiğit Ş., Çelebi Sözener Z. et al. Rapid Drug Desensitization with Biologics: A Single-Center Experience with Four Biologics. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 171(3–4): 227–33.
97. Goh S. H., Soh J. Y., Loh W., Lee K. P., Tan S. C., Heng W. J. et al. Cause and Clinical Presentation of Anaphylaxis in Singapore: From Infancy to Old Age. Int Arch Allergy Immunol. 2018; 175(1–2): 91–8.
98. Mosbech H., Tang L., Linneberg A. Insect Sting Reactions and Specific IgE to Venom and Major Allergens in a General Population. Int Arch Allergy Immunol. 2016; 170(3): 194–200.
99. Cardona V., Ferré-Ybarz L., Guilarte M., Moreno-Pérez N., Gómez-Galán C., Alcoceba-Borràs E. et al.; AdreSCAIC Research Group. Safety of Adrenaline Use in Anaphylaxis: A Multicentre Register. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 173(3): 171–7.
100. Wang T., Ma X., Xing Y., Sun S., Zhang H., Stürmer T. et al. Use of Epinephrine in Patients with Drug-Induced Anaphylaxis: An Analysis of the Beijing Pharmacovigilance Database. Int Arch Allergy Immunol. 2017; 173(1): 51–60.

Скачать статью на английском языке